Однажды Арам Хачатурян заметил: «Теперь я понимаю, почему у нас никогда не будет второго Чайковского». «Почему, Арам Ильич?» — спросили встречавшие его товарищи (дело было на Московском вокзале Ленинграда). «А потому, — сказал Арам Ильич, — что раньше из одной столицы в другую ездили на лошадях, за время путешествия столько перевидишь, передумаешь, переживешь! А теперь садишься в «Красную стрелу», и через девять часов ты в городе на Неве. Суета».

Значительно меньше уходит сегодня на автомобильную поездку из Москвы в Питер по скоростной трассе М‑11. Между тем продолжает действовать и старая Ленинградка — федералка М‑10. Она заставляет ехать в Санкт-­Петербург не торопясь — давая возможность многое «перевидеть, передумать и пережить».

ИМЯ ТВОЕ НЕИЗВЕСТНО…

В наступившем году, который объявлен годом Защитника Отечества, мы отмечаем 80-летие Великой Победы. И кажется глубоко символичным, что перечень памятных мест, расположенных по трассе «Россия», открывается мемориалом защитникам Москвы — на 23-м километре шоссе, у города Химки.

Осенью 1941-го здесь проходил внешний рубеж Московской зоны обороны, который держали четыре московские и одна иваново-­вознесенская рабочие дивизии. Столица была объявлена на осадном положении. Фашисты разглядывали золотые купола в бинокль и уже отпечатали пригласительные билеты на бал в Кремле, который планировали по случаю взятия города. Но им не удалось прорвать оборону.

В 1966-м комсомольцы воздвигли здесь мемориал из противотанковых ежей. На каменном подиуме высечен текст из сводки Совинформбюро от 6 декабря 1941-го о начале контрнаступления советских вой­ск. Этот день стал точкой отсчета на пути к Победе.

Еще один мемориал расположен на 41-м километре старой Ленинградки, за Зеленоградом. В начале декабря 1941-го здесь, в районе станции Крюково, шли кровопролитные бои, бойцы 16-й армии генерал-лейтенанта Рокоссовского стояли насмерть. Спустя годы Марк Фрадкин и Сергей Островой напишут песню, которая так и называется — «У деревни Крюково».

Памятник представляет собой три сомкнутых штыка, устремленных в небо, символизирующих стойкость солдат трех родов вой­ск — стрелкового, танкового и кавалерийского. Обелиск высится на кургане, у подножия которого — братская могила. Именно отсюда в 1966-м, когда страна отмечала 25-летие битвы под Москвой, был перенесен в Александровский сад прах Неизвестного солдата.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ СТРАНИЦЫ

Недалеко от Зеленограда находится деревня Черная Грязь. Когда-то здесь, на Петербургском тракте, располагалась первая почтовая станция. По обычаю, в Черной Грязи прощались с уезжающими из Первопрестольной и встречали приезжающих из Петербурга. На этой станции, в ожидании перемены лошадей, Пушкин написал строки, вошедшие в седьмую главу «Евгения Онегина»:

Теперь у нас дороги плохи,

Мосты забытые гниют,

На станциях клопы да блохи

Заснуть минуты не дают;

Трактиров нет. В избе холодной

Высокопарный, но голодный

Для виду прейскурант висит

И тщетный дразнит аппетит,

Меж тем как сельские циклопы

Перед медлительным огнем

Российским лечат молотком

Изделье легкое Европы,

Благословляя колеи

И рвы отеческой земли.

Окрестности Зеленограда помнят и других литературных гениев. В 10 км к югу от Черной Грязи — усадьба Середниково, принадлежавшая генерал-­майору Д. А. Столыпину, родному брату Е. А. Арсеньевой, бабушки Лермонтова. С 1829-го по 1832-й Мишель проводил здесь летние месяцы. Здесь же он увлекся подругой своей кузины — Екатериной Сушковой. Красавица, кокетничая с «невзрачным, косолапым мальчиком», беспощадно над ним издевалась. Спустя годы, став знаменитым поэтом, Лермонтов ей отомстил: снова начал ухаживать за Екатериной, добился взаимности, а потом публично бросил. Завершилась история совсем некрасиво: Лермонтов отправил Сушковой письмо, в котором описывал себя донжуаном, погубившим не одну жертву. Письмо произвело в свете настоящий скандал…

Добравшись до Солнечногорска, можно свернуть направо, на Вертлинское шоссе, и через полчаса прибыть в усадьбу Блока — Шахматово. Сашу впервые привезли в имение деда, профессора А. Н. Бекетова, в шестимесячном возрасте, и с тех пор он проживал здесь каждый «дачный сезон» на протяжении 36 лет из отведенных ему 40.

Неподалеку от Шахматова, на окраине села Тараканово, сохранились остатки церкви Михаила Архангела, где в 1903-м
Александр Блок венчался с Любовью Менделеевой, дочерью великого химика (и друга Бекетова). Имение самих Менделеевых Боблово расположено в 5 км от Тараканова.

У ВРЕМЕНИ В КЛИНУ

Отсюда рукой подать до Клина. Городок, конечно, маленький, но и у него своя история. Соборный комплекс, почтовый двор, здание женской гимназии и торговые ряды — тут есть что посмотреть. Но не они главная гордость города, а двухэтажный дом серого цвета, притулившийся в стороне от Ленинградки. Здесь жил Петр Ильич Чайковский, вернее, прожил свои последние полтора года — самые мучительные и плодотворные.

Пол, застеленный ковром, добротная мебель, рояль J. Becker, библиотека, стены, увешанные фотографиями композиторов, родственников и немногих друзей… В этих комнатах рождались 3-й фортепианный концерт, «Щелкунчик», 6-я «Патетическая» симфония. «Здесь я гораздо более у себя, — писал Петр Ильич брату Модесту из Клина. — Прогулок очень много и весьма удобно, ибо я живу на самом шоссе, так что и в дождь могу гулять, не утопая в грязи».

…Ущерб, нанесенный немцами за три недели оккупации Клина, был колоссальным: они превратили первый этаж в гараж для мотоциклов, второй — в казарму; была разрушена веранда, выходящая в сад, сильно пострадал парк, погибла часть архива, которую не успели вывезти в Воткинск.

Пятнадцатого декабря 1941-го в Клин вошли советские солдаты. Музей Чайковского стал первым памятником культуры в нашей стране, освобожденным от фашистских варваров. Его отреставрировали в кратчайший срок, и уже с марта 1942-го он возобновил работу.

На другом берегу реки Сестры, в получасе ходьбы от дома-музея, стоит еще один удивительный дом — Клинское подворье, или, как его чаще называют, Музей елочных игрушек. Место тоже по-своему уникальное: здесь можно не только познакомиться с эволюцией новогодних украшений, но увидеть процесс их изготовления и даже поучаствовать в мастер-­классе — например, разукрасить ­какой-­нибудь шар…

КАК ИЛЬИЧ ХОДИЛ НА ДИЧЬ

Покинув Клин и благополучно миновав поселки с чудными названиями Ямуга и Спас-­Заулок, попадаем в Завидово — селение, чье имя давно стало синонимом охотничьих утех первых лиц СССР. Причем первых — в прямом смысле слова.

В начале 1920-х, в лихие годы Гражданской вой­ны, в здешних угодьях любил побродить с ружьишком, размышляя о будущем молодой Советской республики, В. И. Ленин. На отдых он обычно останавливался у егеря Порошина. Иногда с Лениным был его брат, Дмитрий Ильич. Охотились на мелкую пернатую дичь — уток, вальдшнепов, бекасов, а также пушную четвероногую — лис и зайцев. Волков и крупных копытных, то есть лосей, косуль и кабанов, в отличие от будущих генсеков, не трогали. Мемориальная комната Ильича в местной библиотеке, посвященная его пребыванию в Завидове, в советское время была местом паломничества: сюда непременно приводили туристов, в том числе зарубежных.

Вообще ареал, где постреливал из своей дешевенькой бельгийской двустволки Ленин (если мы говорим о Ленинградском направлении), простирался, что называется, от Москвы до самых до окраин. Ильич охотился под Сходней и Черной Грязью, на Сенежском озере (останавливался в доме отдыха на берегу) и в Середникове (в санатории «Тишина», ныне «Мцыри»), у села Льялово (в бывшей усадьбе фабриканта Морозова) и у станции Решетниково (в сарае лесника Матвеева). И всегда, где бы он ни был, интересовался, как здесь живут рабочие, хорошо ли у них устроен быт.

Третьего февраля 1921-го Ленин стрелял рябчиков у Солнечной Горы (сегодня город Солнечногорск). Возвращался в поселок с егерями уже впотьмах, автосани испортились, и охотники, измотавшись, на последнем дыхании, еле отыскали здание волостного исполкома. В этот поздний час здесь проходило подрайонное партсобрание. Ленин дождался его завершения, после чего в сопровождении местных товарищей отправился на станцию Подсолнечная.

В Москву он возвращался в теплушке товарняка, так как пассажирские поезда в тот день уже не ходили, а от предложения вызвать из Москвы паровоз со служебным вагоном наотрез отказался. В вагоне его окружили красноармейцы из охраны поезда и члены поездной бригады. Завязалась оживленная беседа. На одной из станций, узнав, что в поезде едет Ильич, в теплушку набились рабочие-­путейцы. Всю дорогу Ленин беседовал с ними о наболевших вопросах…

ДВОРЦЫ ОТДЕЛЬНО, КОТЛЕТЫ ОТДЕЛЬНО

Следующая остановка — город Тверь, один из древнейших на Волге, долгое время соперничавший с Москвой в борьбе за объединение русских земель. Настоящий расцвет Твери, лежащей на главной, «царской» дороге между двумя столицами, пришелся на вторую половину XVIII века, когда, после пожара, Екатерина II повелела придать городу «приличествующую его положению правильность». Архитектор Петр Никитин заново спланировал Тверь, о чем сегодня напоминают три улицы, прямыми лучами расходящиеся от центральной площади. По одной из них, Большой Московской, впоследствии Миллионной, а ныне Советской, пролегало шоссе Москва — Петербург. «С. Петербурго-­Московское шоссе, составляя в настоящее время главный путь между обеими столицами, есть самая проезжая дорога в целой Империи», — указывалось в «Военно-­статистическом обозрении» 1840 года.

В Твери, если вы проездом, следует посетить Путевой дворец Екатерины, построенный Матвеем Казаковым и Карлом Росси. В двух шагах — набережная Волги, с которой открывается великолепный вид на древний и всегда молодой город.

Не менее интересен (хотя и не столь масштабен) Торжок. В этом городке, сохранившем патриархальный дух, — целая россыпь достопримечательностей. Деревянный кремль XII века, храмы и монастыри, купеческие особняки, музей золотого шитья, Дом Пояса, Почтовая улица-­лестница, Тверецкая набережная… Однако главной среди них считается гостиница Пожарских, где 20 раз (!) останавливался Александр Сергеевич. «На досуге отобедай у Пожарского в Торжке, жареных котлет отведай и отправься налегке», — писал он во время очередного вояжа. По легенде, Дарья Пожарская, дочь хозяина, получила рецепт знаменитых котлет от одного разорившегося француза, который таким образом расплатился за постой. Куриные котлеты в панировке не только прославили династию рестораторов, но и сделали ее одной их самых богатых в империи.

РУССКАЯ ВЕНЕЦИЯ

Пролетев село с удивительным названием Выдропужск, затем деревню Прутню, где нашла свой последний приют муза поэта Анна Петровна Керн («Я помню чудное мгновенье…»), въезжаем в Вышний Волочек.

Это место известно с тех самых пор, как был проложен путь «из варяг в греки». Ладьи, груженные заморским товаром, шли из Балтики в Ладогу, затем по северным русским рекам, последней из которых была Цна. Потом их несколько верст волокли по бревнам до Тверцы — она несла свои воды в Волгу и далее на Каспий.

Навсегда избавиться от волокиты решил Петр I: в 1703-м он задумал соединить Цну с Тверцой. Царь лично прошел от реки к реке и наметил маршрут. На «перекопные работы» для первого в России судоходного канала согнали 25 тыс. крепостных. Объект сдали в рекордный срок, но проект, просчитанный голландцами, оказался провальным: летом, в межень, воды в канале не хватало, и суда садились на мель. Голландских гидротехников, «не проявивших глубоких знаний в шлюзовом деле», Петр прогнал взашей и позвал исправлять их ошибки Михайлу Сердюкова. На самом деле этого инженера-­самоучку звали Бароно Имегенов, и был он бурятом. Приемный сын торгового приказчика, некогда выкупленный в Енисейске за червонец, он разработал комплекс каналов и шлюзов, а главное, впервые в истории гидротехники добавил водохранилище, что обеспечивало нормальный уровень воды в самое засушливое лето. Даже голландцы признали, что он — гений.

По мысли Петра, главным назначением Вышневолоцкой водной системы было снабжение Северной столицы продовольствием из богатых южных областей. Благодаря Вышнему Волочку процветал город на Неве, да и сам Волочек богател на глазах. Его набережные утопали в садах, в Дворянском собрании закатывались балы, какие не снились Петербургу, а сам этот городок именовали не иначе как Русская Венеция.

Все изменила Николаевская железная дорога, которая в прямом смысле разрубила город напополам. Надобность в каналах отпала, и Волочек, по всем статьям, должен был захиреть. Но этого не случилось. Русская Венеция, по примеру своей итальянской «сестры», занялась текстильным и стеклодувным делом. Вышневолоцкий трикотаж на европейских выставках соперничал с венецианскими кружевами, а стеклянная утварь, выдуваемая на заводе купца Болотина, изяществом не уступала изделиям с острова Мурано. В 1945-м на этом заводе (переименованном в "Красный Май") варили рубиновое стекло для кремлевских звезд... Удивительно, но первый русский художник, воспевший красоту Вышневолоцкой земли и ее «крестьянских мадонн», носил фамилию Венецианов. Даже масленичные гулянья, по сей день устраиваемые в Вышнем Волочке, своей пестротой и затейливостью чем-то напоминают венецианские карнавалы.

К МИЛОМУ СЕВЕРУ

Оставив селение со сказочным названием Выползово, подъезжаем к Валдаю. Валдай — это не только одноименные город и озеро, не только возвышенность, образованная древними ледниками, и не только водораздел между Волжским и Западнодвинским речными бассейнами. Это целая страна — настоящая тайга, вклинившаяся между двух столиц, как бы напоминая, кто на самом деле здесь хозяин.

Валдайское озеро, окруженное первобытными лесами, — зрелище изумительное. Патриарх Никон, углядев сходство здешней природы с суровой красотой соловецкого Беломорья, где прошли первые годы его монашеской жизни, основал на берегу озера Иверский монастырь. «На небесах рай, а на земле Валдай», — говорил он.

Проскочив поворот на Долгие Бороды (где раскинулась одна из резиденций главы государства), притормозим у деревни с загадочным именем Яжелбицы. На самом деле никакой загадки тут нет: предание гласит, что на этом месте весной 1238 года новгородский князь Александр Ярославич (будущий Невский), выступив навстречу многократно превосходящим силам татаро-­монголов, воскликнул: «Я желаю биться!». Татаро-­монголы шли на Новгород, «взяша град Торжок… секуще людей, яко траву…», однако, дойдя до Игнач-­Креста (урочище вблизи Яжелбиц), неожиданно повернули коней обратно и ушли на юг, в степи…

Таким образом, Господин Великий Новгород избежал нашествия и, как следствие, ига. И здесь угадывается Божий промысел — ведь именно в этом городе в 862 году был призван на княжение варяг Рюрик.

СЛАВЬСЯ!

Великий Новгород, колыбель российской государственности, достоин того, чтобы остановиться в нем на несколько дней. И первое, куда следует отправиться, это кремль, а именно — к памятнику «Тысячелетие России».

Он уникален как по форме, так и по содержанию: монумент посвящен не ­какому-либо человеку, событию, а целой нации. Его можно рассматривать с любой стороны, и каждая будет «лицевой». Увенчанный крестом, похожий одновременно на шапку Мономаха и вечевой колокол, он символизирует триаду: православие, самодержавие, народность. Из 52 эскизов Александр II отдал предпочтение работе совсем еще молодых Михаила Микешина и Ивана Шредера. Позже к созданию памятника были подключены более десятка скульпторов, архитекторов и художников. Например, крест верхнего яруса, который держит Ангел перед коленопреклоненной Россией, спроектировал Виктор Гартман, чьи рисунки вдохновили Мусоргского на «Картинки с выставки».

Второй ярус, состоящий из 17 фигур, иллюстрирует основные вехи нашей истории: Рюрик — призвание варягов на Русь, Дмитрий Донской — освобождение от татарского ига, Петр I — образование Российской империи. Некоторая заминка вышла с третьим, нижним ярусом, объединяющим столпов церкви, политиков, военачальников и людей искусства. Государь лично вычеркнул из списка Андрея Боголюбского и Ивана Грозного (оба ходили на Новгород), Тараса Шевченко и Алексея Кольцова, а также зачем-то Федора Ушакова. Зато оставил полуопальных Грибоедова и Лермонтова и вписал «безумного» Гоголя. Всего памятник содержит 128 фигур.

Празднование, посвященное открытию «Тысячелетия», продолжалось с 8 по 10 сентября 1862-го. Три дня в городе не прекращались парады, салюты, балы и обеды. Купеческая гильдия приготовила для царской семьи роскошный стол, но Александр II как истинный реформатор отправился в казармы — «отведать солдатских щей и водки». Часть Петербургского шоссе, проходящая через город, была вымощена заново, однако на земле уже была осенняя грязь — и когда император ступал на нее, народ бросал ему под ноги кафтаны, платки и поддевки, крича: «Ура тебе, Александр Николаевич!»

Красные комиссары не тронули памятник, лишь на время заколотив его досками — как символ самодержавия. Больше всего монумент пострадал от фашистов. Генерал фон Герцог приказал распилить его на части и вывезти в Восточную Пруссию. Но этого не случилось: в январе 1944-го в Новгород вошли наши вой­ска.

«Тысячелетие России» реставрировали неоднократно, примерно раз в двадцать лет. В 1994-м внутри полого постамента была найдена лестница, второпях забытая рабочими в 1862 году. Что ж¸ эта маленькая деталь — тоже своего рода памятник русскому человеку. Который, ошибаясь по мелочам, тем не менее создает нечто великое, грандиозное. Во славу Отечества и на зависть злобным, надменным соседям.

Алексей Шлыков

Фото: www.istockphoto.com