В мае 2002 года на трассе М‑1 «Беларусь», в районе деревни Чупряково, был открыт памятник воинам-­дорожникам.

Он посвящен семерым красноармейцам, которые 23 апреля 1942-го, ремонтируя полотно, вступили в бой на 135-м километре Минского шоссе с многократно превосходящими силами противника. Все семеро погибли — но выиграли время для перегруппировки наших вой­ск на этом участке.

По большому счету этот монумент рассказывает о подвиге всех дорожников Великой Отечественной, которые восстанавливали и возводили автомобильные трассы и мосты, наводили понтонные переправы — подчас под вражеским огнем. Такой памятник мог бы стоять и на Дмитровском шоссе, и на Ленинградском, Киевском, Калужском, Волоколамском, Варшавском, Симферопольском и даже на МКАД. На любой дороге Советского Союза, которая приближала Победу.

Золотая моя Москва

Московская кольцевая автодорога задумывалась еще до вой­ны. Прокладка магистрали, которая соединила бы кольцом радиальные шоссе и железные дороги, проходящие через столицу, была предусмотрена сталинским Генеральным планом реконструкции города от 1935 года. Проектировщики смотрели в светлое будущее: на улицах Москвы машин было мало, но через десятилетия столица задохнется от транзита. Чтобы избавить ее от транспортного коллапса, необходимо кольцо.

Проектирование МКАД началось в 1937-м, но только за день до начала вой­ны, 21 июня, «Союздорпроект» представил ПЗ, по которому на сооружение кольцевой отводилось три года. Это никак не устраивало Генеральный штаб РККА. В конце июля Г. К. Жуков вызвал к себе руководство Главного управления шоссейных дорог (Гушосдор) и жестко сказал: «Не могли дорожный объезд вокруг Москвы сделать в мирное время, так сделайте его во время вой­ны. Срок — один месяц». Инженеры разработали план в тот же день: было решено «закольцевать» уже имеющиеся отрезки автодорог и подходы к радиальным трассам, построить путепроводы через естественные преграды — балки, овраги и русла рек, а через Москву-реку и канал Москва — Волга перебросить понтоны.

На строительство было брошено 10 тыс. дорожников. Моссовет выделил тракторы, грейдеры, скреперы и катки. Лесоматериалы для свай и мостовых пролетов брали со склада на берегу Химкинского залива канала Москва — Волга, арматуру — со стройплощадки Дворца Советов (металлические балки для дворца пустили на противотанковые ежи).

Работы шли круглосуточно, в три смены, помимо дорожников на объекте было занято население города и окрестностей, большей частью женщины. Первого сентября военная МКАД, соединившая 13 радиальных автомобильных и 8 железных дорог, была принята Главным автомобильно-­дорожным управлением Красной Армии. Общая протяженность грунтово-­щебеночной трассы составила 130 км, из которых около сотни было реконструировано, а остальные — построены с нуля. В состав кольца вошли 50 мостов и путепроводов, в том числе пять понтонов.

Значение МКАД в полной мере проявилось уже в октябре 1941-го, когда она стала ключевым звеном в обороне Москвы: дорога обеспечивала быструю переброску резервов с востока на запад в обход столицы, снабжала продовольствием и боеприпасами целые армии, помогала эвакуировать людей и заводы. Ее роль в контрнаступлении Красной Армии под Москвой зимой 1941–1942 гг. невозможно переоценить.

Холода, тревоги…

Тогда же на Ладоге заработала ледовая автомагистраль, Дорога жизни, единственная артерия, соединявшая осажденный Ленинград с материком. За зиму 1941–1942 гг. по ней на полуторках было эвакуировано более полумиллиона человек, а в город доставлено свыше 360 тыс. тонн грузов, в том числе продовольствия и медикаментов.

Полуторки шли сплошной колонной, денно и нощно. В отдельные дни плотность потока достигала 10 тыс. машин в сутки. При таких нагрузках лед уставал уже через неделю, а значит, регулировщицам приходилось переводить поток на свежие полосы. Их строительством занимались дорожники. Они работали в стужу, при шквальном ветре, нередко под артобстрелами и бомбежками. За первую, самую страшную зиму было построено 60 таких полос-­дорог общей протяженностью 1770 км.

Громадную помощь дорожникам оказывали специалисты из Ленинградского физико-­технического института: они изобрели самописец, регистрирующий колебания льда. Исходя из показаний этого прибора, ученые определили, что наиболее опасная скорость движения машин по ледовой трассе лежит в пределах 20–40 км/ч, а 35 км/ч — цифра летальная. Также было доказано, что интервал между автомобилями при быстром движении должен составлять не менее 150–200 м, а при медленном — 60–70 м. Расчеты ленинградских ученых позволили обеспечить работу трасс до второй половины апреля, когда лед становится тонок и хрупок.

Исключительную роль сыграли дорожники во время Сталинградской битвы. Их руками была построена густая сеть военно-­автомобильных дорог (ВАД) с переправами протяженностью более 1 тыс. км. Причем к концу оборонительных боев она выросла вдвое. Главной целью фашистских бомбардировок были мосты через Волгу и ее притоки. За время обороны Сталинграда, с 12 июля по 18 ноября 1942-го, дорожники возвели свыше 9000 м мостов, навели 84 паромные переправы, отремонтировали более 600 км разбитых грунтовых трасс. Они работали, не считаясь со временем. Так, мост у Сталинградского тракторного завода, протяженностью 1250 м, был построен всего за десять суток. А мост в районе Дубовки длиной в 3000 м — за 20 дней. И таких примеров не сосчитать.

Как отмечал Сталин в докладе на торжественном заседании Московского совета депутатов трудящихся 6 ноября 1943 г., «если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-­фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой». В разгроме немцев на Курской дуге колоссальное значение имел труд дорожников. Буквально за месяц до начала сражения, 9 июня 1943-го, Постановлением Государственного Комитета Обороны было создано Главное дорожное управление Красной Армии. Отныне части дорожных вой­ск утвердились как новый специальный род РККА. Такая структурная перестройка позволила более оперативно, без волокиты, решать насущные вопросы, начиная с центра и кончая армиями. Важнейшей задачей было восстановление и наращивание военно-­автомобильных дорог вслед за вой­сками на территории, освобожденной от врага. Во время Курской битвы, в июле–августе 1943-го, на рокадных направлениях Москва — Тула, Чернь — Тула, Воронеж — Россошь и др. движение осуществлялось с интенсивностью до 6 тыс. машин в сутки.

В ходе операции по освобождению Белоруссии в июне–июле 1944 г. под кодовым названием «Багратион» (в дальнейшем ее стали именовать пятым сокрушительным ударом, а всего таких ударов, нанесенных Красной Армией в 1944-м, было десять) было создано крупное соединение дорожных вой­ск, состоявшее из нескольких военно-­дорожных управлений. Дорожники восстановили 37 тыс. км дорог, построили более 3500 мостов. На 1-м Прибалтийском и трех Белорусских фронтах в лесисто-­болотистой местности они прокладывали деревянно-­колейные дороги, которые с успехом «держали» тяжелую технику. Всего было построено 9500 км таких трасс. В дело шли любые подручные материалы: бревна, жерди, горбыли и даже хворост и мох.

Беспримерным подвигом дорожников стала прокладка гатей при форсировании вой­сками 1-го Белорусского фронта болота Бридский Мох — в направлении на Бобруйск.

Все тихо

На территории Белоруссии действовала группа немецких армий «Центр». Она обороняла так называемый Белорусский выступ — дугу, образованную в результате разгрома ленинградской группировки противника, а также глубокого продвижения Красной Армии южнее Полесья. Этот выступ, или, как говорили немцы, «балкон», был обращен выпуклой стороной на восток. Охватывая территорию в 250 тыс. кв. км, на которой сосредоточились 50 фашистских дивизий численностью более 1 млн человек, выступ прикрывал все подступы к границам Восточной Пруссии. Наиболее сильные группировки вражеских вой­ск находились в районах Витебска и Бобруйска, то есть на крыльях дуги. Свою мощную линию обороны фашисты назвали «Фатерлянд» (Отечество).

Слепо веря в топографический знак «непроходимое болото» (мелкая штриховка), нацистское командование было убеждено, что Красная Армия будет атаковать выступ с юга, но никак не в Белоруссии.

— Именно так думают немцы, — доложил Жуков в мае 1944‑го в Ставке ВГК.

— Что вы имеете в виду? — спросил Сталин.

— Согласно немецкой военной доктрине, танковые вой­ска целесообразнее применять на равнинной местности, — пояснил Жуков. — Я же предлагаю нанести главный удар там, где нас не ждут, в болотистых и лесистых местах Белоруссии. До вой­ны я долго служил в Белорусском военном округе и знаю театр военных действий. Хорошей подмогой нам станут партизанские формирования, а это 170 тысяч бойцов.

— Еще Суворов говорил: там, где прошел олень, пройдет и русский солдат, — вставил Калинин.

— Это вам не Чертов мост, — поморщился Сталин. — Это современная вой­на.

— А современная вой­на — это внезапность, — упорствовал маршал.

— Поезжайте в Белоруссию, изучите обстановку на месте, товарищ Жуков.

Представитель СВГК Жуков и командующий 1‑м Белорусским фронтом Рокоссовский отправились в Полесье, в 65‑армию генерала Батова, где в ходе рекогносцировки убедились: здешние болота для русского солдата проходимы. Командарм Батов был того же мнения. Предположения высших офицеров подтвердил рядовой красноармеец, уроженец этих мест, показав мокроступы, «лыжи из лозы»:

— Тут испокон веков в таких ходят. Ноги в трясине не тонут, грязь к решетке не налипает.

— Если человек может пройти, то найдем способ, чтобы прошли и танки, — заключил Рокоссовский.

Вернувшись в Москву, он доложил обстановку Верховному Главнокомандующему. В Ставке повисла напряженная тишина.

— Вы все еще с Жуковым тянете нас в болото, — холодно процедил Сталин. — Товарищ Рокоссовский, выйдите в соседнюю комнату, еще раз подумайте.

Через полчаса генерала вызвали в кабинет.

— Где же все‑таки будете наносить главный удар? Через болота?

— Да, товарищ Сталин. Направление главного удара — правым флангом на Бобруйск. Я уверен в правильности этого решения.

Сталин минуту молчал. Затем, приободрившись, обратился ко всем офицерам:

— Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления хорошо продумана. Давайте вашу карту, товарищ Рокоссовский. — И, подписав карту, добавил: — Предлагаю назвать Белорусскую операцию «Багратион», в честь нашего соотечественника, полководца, прославившего русское оружие в 1812 году.

Подготовка к наступлению проходила в обстановке строжайшей секретности, ночью. Между деревнями Петровичи и Мартыновка (ныне Светлогорский район Гомельской области), через болото Бридский Мох длиной четыре и шириной два километра, дорожники в течение двадцати дней наводили гати — плоты из бревен, уложенных поперек движения. Скрепляли их между собой железными скобами, под грохот канонады. Каждую ночь на топь ложились несколько десятков метров бревенчатых плотов. Где глубина доходила до полутора метров, бревна укладывали в несколько слоев. Жуков и Рокоссовский лично контролировали все этапы работ. В качестве испытательного полигона был устроен «болотный» танкодром. Первый танк, законопаченный просмоленной пенькой Т‑34, заехав на гать, ушел в воду по самую башню. Но благополучно выбрался на сушу.

…Параллельно 4‑е управление НКВД, руководимое Павлом Судоплатовым, занималось дезинформацией немцев, поддерживая их в убеждении, что Красная Армия будет наступать южнее реки Припять. Уверенность фашистов в том, что в Белоруссии все спокойно, была столь велика, что командующий группой армий «Центр» генерал-­фельдмаршал Эрнст Буш за два дня до начала операции «Багратион» уехал в отпуск.

И грянул бой

Уникальность Бобруйской операции состояла еще и в том, что удар наносился сразу в двух направлениях: чтобы ввести противника в заблуждение, утром 23 июня, после артподготовки, была предпринята демонстративная атака по линии Паричи — Рогачёв. А на рассвете следующего дня наши вой­ска двинулись через Бридский Мох. Первыми прошли болото стрелковые части, вслед за орудиями по гати направился полк САУ. Затем по радио прозвучала команда: «Буря! Пять, пять, пять!» Это был сигнал для ввода в бой Донского танкового корпуса под командованием генерал-­майора Панова. Сто сорок боевых машин, одна за другой, вышли на гать…

К полудню 24 мая вой­ска 65-й армии прошли 12 км. Это был настоящий прорыв (на Паричском направлении, посуху, мы одолели лишь 2 км). Жуков вызвал по телефону Батова и спросил точное расположение вой­ск. Не поверив успеху (!),
маршал сам приехал, чтобы убедиться в правоте командарма. К исходу первого дня 65-я армия продвинулась на 30 км.

Уже 29 июня вой­ска 1-го Белорусского фронта завершили операцию. Окруженная фашистская группировка сильным ударом нашей пехоты и танков, при поддержке артиллерии и во взаимодействии с авиацией и десантом речной флотилии (она шла по реке Березине) была раздроблена и уничтожена в Бобруйском котле.

Бобруйская операция была одной из шести, входящих в операцию «Багратион» (в Белоруссии наносили удары по шести направлениям силами четырех фронтов). К концу июля освобождение советской республики завершилось. Затем были освобождены Восточная Польша и часть Прибалтики. На исходе лета Красная Армия продвинулась на 500 км на запад, форсировала Неман и вышла к границам Германии. Было уничтожено более 381 000 нацистов.

Семнадцатого июля 1944-го 57 600 гитлеровских солдат и офицеров, в том числе 19 генералов, взятых в плен в Белоруссии, прошли по главным улицам Москвы, направляясь в лагеря для военнопленных. Эта акция вошла в историю как Парад побежденных. В рассекреченных дневниках командиров вермахта есть запись: «Разгром группы армий «Центр» в ходе «Багратиона» стал катастрофой, сравнимой со Сталинградской».

Сохранились для потомков и дневники командующего 1-м Белорусским фронтом. Вот что писал Константин Константинович Рокоссовский о наших солдатах: «Героями были все: и те, кто устремлялся в атаку сквозь стену огня, и те, кто под снарядами и огнем строил мосты и дороги для наступления. Я счастлив, что был вместе с ними, и если что и сделал, то только благодаря им».

Алексей Шлыков

Фото из архива Министерства обороны РФ